Самарский историк Юрий Смирнов изучил дневник английского художника и использовал его в своей диссертации
Фото: Ольга НОВИКОВА
13 января Самарская область отмечает 170 лет со дня основания отдельной губернии. Незадолго до памятной даты самарский историк, доктор исторических наук, профессор Самарского университета Юрий Смирнов опубликовал в авторитетном международном научном журнале Quaestio Rossica статью, посвященную уникальной находке. Во время научных изысканий профессор обнаружил, изучил и опубликовал один из первых рисунков Самары, сделанный в XVIII веке англичанином Джоном Кэстлем. Ранее это изображение было неизвестно и не использовалось историками. Юрий Смирнов рассказал журналисту «КП-Самара» об уникальном рисунке, его авторе и становлении самарской земли от состояния «дикого поля» до образования полноценной губернии.
Англичане искали путь в Индию через Самару
- Юрий Николаевич, каким образом вы обнаружили неизвестный ранее рисунок Самары? И откуда он вообще взялся?
- Я писал докторскую диссертацию «Народ и власть в освоении Самарского Заволжья». Меня интересовал малоизученный период с 1734 до 1851 года – 120 лет, за которые территория Заволжья из неосвоенных диких мест превратилась в заселенный земледельческий край и полноценную часть Российской империи. В начале 18 века Самара была пограничной крепостью, краем страны, дальше – только степи и кочевники. Многие иностранцы, выезжая из Самары, так и писали – мол, «покинули пределы империи». А иностранцев в это время в Самаре было много. Немцы, англичане – это были как торговые агенты, путешественники, так и агенты иностранных правительств. В то время англичане активно искали альтернативные пути в Индию. Уже существовал путь через Северный морской путь, Северную Двину, Волгу, Каспийское море и Персию. Однако он был нестабилен, поэтому, когда Россия снарядила Оренбургскую экспедицию для освоения и присоединения территорий на юго-востоке (Казахстан, Южный Урал, Зауралье), англичане проявили к ней большой интерес. В состав экспедиции входило около 130 человек: сухопутные и морские офицеры, геодезисты и инженеры, медики и канцелярские служащие, ученые и священники. Также ее сопровождали регулярные и иррегулярные войска.
Гравюра по рисунку Джона Кэстли дает новые знания о Самаре. Фото: предоставлено Самарским университетом
Собственно самарских архивов за этот период практически не сохранилось, поэтому я работал с материалами Оренбурга, Москвы, Санкт-Петербурга и др. И наткнулся на упоминание Джона Кэстля – англичанина, который служил художником в Оренбургской экспедиции, много лет жил в Самаре (де-факто – столице экспедиции) и вел дневник. Позднее этот дневник был опубликован, и даже активно использовался в качестве источника теми, кто изучал историю Казахстана, Уфы - Кэстль во всех деталях описывал встречу с Абулхаиром, ханом киргиз-кайсакской (казахской) орды. А вот среди источников по Самаре не фигурировал вовсе. Я нашел единственный экземпляр книги по дневнику в Академии наук в Санкт-Петербурге и изучил все, что Джон Кэстль говорил о Самаре. В том числе он сделал рисунок города. Сам рисунок не сохранился до наших дней, однако с него еще в 18 веке сделали очень точную гравюру. И вот она сохранилась, и открывает нам Самару с новой стороны.
Уникальная гравюра
- В чем отличие этого рисунка от других ранних изображений Самары?
- Гравюра, сделанная по рисунку Кэстля, однозначно более достоверная, чем несколько более ранних изображений Самары, которые также были сделаны иностранцами – путешественниками Адамом Олеарием и Корнелием де Бруином. Оба этих путешественника просто проплывали по Волге мимо Самары – в 1636 году и в 1703-м и зарисовали город с воды. А Джон Кэстль - первый из художников, кто видел и рисовал Самару, не просто проплывая мимо нее по реке, а прожив здесь несколько лет.
- Что нового эта гравюра открывает нам о Самаре конца 30-х годов XVIII века?
- Вот лишь один момент - расположение крепостных сооружений на гравюре не совпадает полностью ни с одной из известных современных реконструкций облика города. Последние делались в основном по словесным описаниям или по сомнительной точности зарисовкам. Думаю, эта гравюра изменит представления о градостроительном облике Самары того времени. Например, она дает возможность увидеть храмы Самары - ни один из них не сохранился до наших дней. Это два каменных храма – Николая Чудотворца и Спасо-Преображеская, деревянные Троицкая и Вознесенская церкви, а также мужской и женский монастыри. Их не было уже в XIX веке, кроме церкви Спасо-Преображенского женского монастыря в районе въезда на старый мост через Самарку, ее снесли в 1950-е годы.
На гравюре можно отчетливо увидеть самарские церкви 18 века. Сейчас ни одна из них не сохранилась
Фото: Ольга НОВИКОВА
На рисунке отчетливо видны укрепления – сторожевая башня, названная художником «Ein Wachthurm», а также земляные валы. Однако судя по всему, к тому времени они уже не использовались по назначению, на рисунке видно, что и стены, и башня полуразрушены. Башня располагалась в районе современной Хлебной площади. Также видно, что Самарка впадает в Волгу чуть выше, чем сейчас, а территория Стрелки не такая большая.
Искал драгоценные камни и ездил к хану
- А что из себя представлял сам автор дневника и рисунка, Джон Кэстль?
- Это достаточно необычная фигура. Англичанин, который был нанят на службу художником в Оренбургскую экспедицию. Может возникнуть предположение, что он якобы был английским агентом. Тем более, что в своем дневнике он упоминает, что часто встречался в Самаре со своими соотечественниками, в том числе с Джоном Эльтоном, о связях которого с английским правительством известно достоверно. Однако это не так, сам Кэстль с Британией связан не был – он был нанят в Москве, там же жили его отец и брат. А все те англичане, о которых он пишет в дневнике, в своих записках о нем не упоминают. Кроме того, известно, что Кэстль отказался от предложения российской стороны от путешествия в Индию. А трудно себе представить, чтобы от такой возможности отказался кто–либо из агентов английских торговых компаний или британского правительства.
Тем не менее, Кэстль был авантюристом – например, активно искал в Жигулях полудрагоценные камни – агаты, пириты, пытался найти месторождение и организовать добычу. Поехал на переговоры к хану, хотя по большому счету его никто туда не посылал. Собственно, на занятия живописью времени у него оставалось мало и это вызывало раздражение начальства. У него даже забрали учеников, которых он должен был научить живописи, и отослали их в Петербург.
Гравюра Кэстли ранее не использовалась самарскими краеведами
Фото: Ольга НОВИКОВА
В самом дневнике Кэстль превозносит свое значение для экспедиции и жалуется на постоянную задержку жалования. Например, пишет, что из-за нехватки денег его приютил в своем доме новый начальник экспедиции Василий Татищев, основатель Ставрополя-на-Волге. Возможно, жалобы стали главной целью, из-за которой он оформил свои разрозненные записки в дневник и решил их опубликовать.
Оренбургская экспедиция продлилась с 1734 до 1744 года. После этого о судьбе Кэстля ничего не известно. Его дневник каким-то образом оказался в немецкой Риге в герцогской библиотеке, где и был издан в 1784 году на немецком языке. А на русский язык та его часть, которая касается Самары, была переведена лишь в 1998 году.
«Белотурочная лихорадка» и беспаспортный режим
- Какое значение имела Оренбургская экспедиция для Самарского Заволжья? И что происходило с самарским землями после ее окончания?
- В ходе экспедиции границы России расширились на юго–восток. К нашей державе были присоединены новые территории на Южном Урале, в Казахстане и Зауралье. Раньше эти территории никому не принадлежали, здесь были дикое поле и кочевники. После того, как границы империи отодвинулись от Самары, а наш город перестал быть пограничной крепостью, территория вокруг Самары стала безопасной от нападений кочевников, и началось ее активное развитие. Исключительно плодородные, непаханые земли привлекали к себе огромное количество людей. Свободные и беглые всех мастей массово устремились в Самару. Захватывали свободные участки земли, нанимали людей и начинали сеять пшеницу-белотурку твердых сортов. На тот момент это была лучшая пшеница в мире, которую тоннами везли на экспорт в Западную Европу. Самара стала настоящей хлебной столицей, здесь быстро развивалась торговля. В документах встречается выражение «белотурочная лихорадка» - это словосочетание наиболее верно описывает то, что происходило в Самаре в первой половине 19 века.
Юрий Смирнов проанализировал и опубликовал отрывки дневника Кэстли, посвященные Самаре
Фото: Ольга НОВИКОВА
Интересный момент – вплоть до революции Самара была единственным губернским городом, в котором не проверяли паспорта и не было паспортного стола. Паспорта тогда использовались для того, чтобы ловить беглых крестьян – если в документе отсутствовала отметка с подписью и печатью, что человека официально отпустили на заработки, то его могли схватить и отправить обратно владельцу. После официального образования Самарской губернии в 1851 году первый губернатор Волховский распорядился ужесточить паспортный контроль. Но наткнулся на сопротивление своих же чиновников – они даже написали докладную записку на губернатора в министерство внутренних дел. В ней они указали, что ужесточение паспортного режима приведет к тому, что в Самаре вовсе не останется народа и работать будет некому. В результате сверху пришло указание не проверять паспорта в Самаре. Кстати, второй целью отмены проверок стала борьба с цветущей в полиции коррупцией.
Так что не случайно Самара в середине 19 века стала центром притяжения для беглых и ссыльных всех мастей и заслужила славу «русского Чикаго».
ЛИЧНОЕ ДЕЛО
Смирнов Юрий Николаевич
Доктор исторических науки, профессор Самарского национального исследовательского университета имени академика С. П. Королева. В 1999 году в МГУ имени М.В. Ломоносова защитил докторскую диссертацию «Народ и власть в освоении Российского Заволжья, 18 - середина 19 века». С его авторским и редакторским участием в 2020 году были опубликованы два тома книги «История Самарского Поволжья с древнейших времен до наших дней», где им написаны разделы, охватывающие период c 14-го до середины 19-го века.