Сергей Юрский: Продаваться за большие деньги так же плохо, как и за малые

Сергей Юрский в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

15 октября в ВКЗ снова показали постановку Сергея Юрского о художнике Марке Шагале. Когда-то этот спектакль начал свою творческую жизнь с Воронежа. И символично, что его гастрольное турне может завершиться именно в нашем городе.

- Мы были в Воронеже с этим спектаклем пять лет назад, очень волновались, потому что мой принцип последние четверть века - играть только то, что не идет в других местах, - отметил в разговоре с «Комсомолкой» Сергей Юрский, сыгравший в постановке девять ролей. - Эта пьеса, которую написал известный украинский драматург Зиновий Сагалов, живущий в Германии, по-моему, хорошее произведение. И сейчас, когда прошло ровно пять лет, после передвижений от Томска до Чикаго, от Новосибирска до Нью-Йорка, от Иерусалима до Витебска, Латвии, Эстонии, через месяц мы сыграем сотый спектакль про Шагала в Петербурге и скорее всего будем заканчивать эту историю. У каждой постановки свой цикл… Шагал удивительная фигура, человек, проживший небывалую жизнь. Век. Без двух лет. Пережил все. Ужасы всего. Антисемитизма, голода, фашизма, непонимания и неприятия. Все прожил. На удивление самому себе. И стал признанным и внешне благополучным (потому что, все прожив и все в себя впитав, благополучным, в прямом смысле слова, быть не получится)… Сейчас я занимаюсь другим спектаклем - для музея Пушкина. Он будет про Пикассо. Они абсолютно несходные люди. Хотя жили бок о бок, на Монмартре же была коммунальная квартира, они все жили рядом. Про Пикассо в биографии Шагала сказано, что через три стенки было слышно, опять испанец кричит. А Шагал тихий был...

- Как так получилось, что Шагал у вас в гримерке на потолке расписался?

- На нашем потолке множество замечательных людей расписалось. И он был у нас в гримерке. Но расписался крупнее всех. Печатными буквами. Я не был при этом, снимался. Наш коллега просил его: «Марк Захарыч, что-нибудь нарисуйте!» Он на высокий стул встал и на потолке расписался. Мол, сказал, нарисовать дорого стоить будет.

ПОСЛЕ МОНАКО СОЧУВСТВИЯ К КОКОРИНУ И МАМАЕМУ У МЕНЯ НЕ БУДЕТ

- Сейчас все обсуждают драку футболистов Мамаева и Кокорина и выходку актера Панина, который в Саратове якобы проехал на автомобиле по пешеходной улице. Это такая тенденция, что известные люди считают, что им все дозволено, или проблемы в головах у отдельных людей?

- Разумеется, у отдельных. Но их становится все больше. Вот в чем наша проблема. Не знаю, как решать. Сочувствия у меня к ним никогда не будет. И даже не после этой драки, а после их выступления в Монако.

- Вы неравнодушный человек: акции протеста поддерживаете, подписываете открытые письма по разным вопросам. Когда вы находите время вникать в разные проблемы?

- Я не нахожу время, я занимаюсь театральной работой, но я живу в этом мире и когда что-то случается, а случается каждый день, я это слышу и если спрашивают, отвечаю. Я на это времени много я не трачу, на другое много трачу. От публичности, от должностей я отказался, занимаюсь только художественной деятельностью.

- На акции протеста против пенсионной реформы вы были?

- Нет, у меня ноги плохо ходят. И акций, наверное, для меня не будет больше.

- А если бы не ноги, пошли бы?

- Не уверен, проблема очень двойственная. Старость наступает, давит молодость количеством - это мировая проблема, никуда от нее не деться. Надо с другой стороны заходить. По сравнению с другими странами, пенсия в нашей стране настолько мизерная, что надо говорить о том, что пенсионеры как недополучали за труд, так и недополучают за свою законченную работу и старость. Государство стало так сильно жаловаться на свою бедность, что я прямо не знаю, чем помочь этой стране. Жаловаться не хочу. Я оттрудился полностью по закону, 63-й год пошел на сцене. Конкретно мне не на что жаловаться. Но то, что я вижу вокруг, возмущает очень.

Сергей Юрский в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

СНИМАТЬ ИЛИ НЕ СНИМАТЬ ПРО БЛОКАДУ? ВСТАЕТ ВОПРОС О МЕРЕ ТАЛАНТА И МЕРЕ ДОЗВОЛЕННОСТИ

- В мире искусства очередной скандал. Режиссер Красовский работает над комедией о блокаде Ленинграда. Можно ли шутить о таких вещах?

- Не знаю. О чем угодно можно говорить и как угодно. Но там, где нарушены моральные нормы или непристойное есть, вопрос встает о мере таланта, о мере дозволенности. Вседозволенность и денежность - это опасности, которые подстерегают художников. Тут могут быть и малые, и средние, и большие деньги. Выбор сложнее. Художники могут стать похожими на бандитов, которые думают один раз по-крупному украсть… но если получилось, дело повторяется, это неизбежно.

- Еще сейчас принято ругать молодых режиссеров за то, как они изгаляются над классикой. Нужно как-то адаптировать классические тексты для молодого поколения? И какими приемами это делать?

- Важная тема. Больная для меня. Адаптация обязательно приводит к извращению. Сейчас извращение дошло до абсолюта. Это умерщвляет театр. Во всяком случае, актерскую профессию.

- В вашей творческой копилке около 50 ролей в кино, сравнительно немного. В то время как у молодых и ранних сейчас и до сотни доходит. У вас есть какие-то табу, когда и почему вы отказываетесь сниматься, даже за большие деньги?

- У актера должна быть абсолютная свобода выбора. Большие деньги - это несущественный вопрос. Если деньги начинают иметь значение, это плохо. Продаваться за большие деньги так же плохо, как продаваться за малые. Просто надо не продаваться.

В РАБОТЕ НАД РОЛЬЮ СТАЛИНА ИНТЕРЕСОВАЛ ПРОЦЕСС ДУХОВНОГО И ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО РАЗЛОЖЕНИЯ

- Вы много раз выступали как антисталинист, но при этом не раз играли роль Сталина. Быстро ли согласились на такое предложение?

- Мгновенно. Меня бесконечно интересует большая власть и ее физическое воплощение. Что происходит с человеком. Перед фильмом я восемь лет играл в спектакле «Ужин у товарища Сталина» по пьесе Друца, Сталин «жил» со мной до тех пор, пока я не стал сильно его старше. Поэтому тот спектакль играть перестал, теперь играю Шагала, который меня еще пока намного старше.

- Что в образе Сталина вам было интересно как художнику?

- Все. Но самое главное - процесс интеллектуального, духовного, психологического разложения. А это при большой власти происходит обязательно. Вопрос, когда это начинается и какими ступенями движется. Насколько это опасно для окружающих, мы это видим в реальности. А как до этого доходят, как начинается - это меня всегда очень интересовало. И еще: как же он встретится со смертью? Фильм снят в натуральной обстановке. На даче Сталина. Это закрытая громадная территория, с которой его почти не выпускали. Это сказывалось на его ощущениях. Он говорит в фильме: я тоже в тюрьме.

- Как вы готовились к роли?

- Я 18 лет прожил при Сталине. Я же был уже взрослым человеком, когда он умер. И его изменения отражались на нашей жизни мгновенно. В большей части в грозную, чудовищную сторону. Я уже был студентом-юристом. И я все понимал, все противоречия того, в чем мы существовали.

Сергей Юрский в Воронеже.

Фото: Татьяна ПОДЪЯБЛОНСКАЯ

ДЛЯ АКТЕРА ВАЖНО НЕ ПРОПУСТИТЬ МОМЕНТ УХОДА СО СЦЕНЫ

- В спектакле про Шагала с вами играет ваша супруга. Это легче, когда близкий человек или наоборот?

- А как вы считаете, лучше когда хорошая актриса играет или лучше, чтобы играла плохая? Все, что она играет, на ней стоит. Сейчас у нее обвал в смысле количества выступлений, потому что ее основной партнер последних лет, Табаков, умер. И о замене в этих постановках речи быть не может.

- У вас и дочь - актриса. Вы позволяете комментировать, критиковать работу друг друга? Или это посягательства на индивидуальность?

- Нет. Это внутренняя тайна, душевная работа художника. Разумеется, и откровенно высказываемся. Но дома еще подрабатывать режиссурой - нет.

- Гастроли для вас, наверняка, утомительны…

- Это очень тяжело стало, поэтому я приехал накануне.

- Приэтом артисты говорят, что на сцене боли не чувствуют…

- После сцены-то она возвращается. И одно дело боль, другое - профессия. Здесь нужно наблюдать за собой и видеть пределы. Свои, спектакля. Я учился этому у Товстоногова. Он снимал с репертуара успешные спектакли. Все недоумевали: зрителям же нравится, публика идет. Да, но в спектакле жизнь начинает умирать. Просто испортится механизм. Человек не сможет ничего делать, если он будет из себя все время выжимать как из тюбика пасту, вдруг там еще что-то осталось…

- Можете себе представить ситуацию, что сами себе скажете: ухожу со сцены?

- Обязательно. Это обязанность актера - следить, не пропустить этот момент. Это меня очень тревожит и напрягает.